На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала - Страница 6
- Предыдущая
- 6 / 6
6
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
— Твоя, — сказал он, заметив мое удивление. И сердце мое вновь охватила тревога.
— Однажды — дело было осенью, погода стояла такая же, как сейчас, и нам с тобой было, наверное, лет по десять — мы сидели на берегу, там, где растет большой дуб. Я хотел сказать тебе слова, которые, готовясь к этому разговору, твердил про себя много недель кряду. Но только начал, ты перебила меня, воскликнув, что потеряла свою ладанку, и попросила пойти поискать ее.
Я вспомнила. Боже мой, я вспомнила!
— И мне удалось найти ее. Но когда я вернулся на берег, у меня уже не хватило духа произнести то, к чему я готовился так долго, — продолжал он. — И я поклялся, что отдам тебе ладанку, лишь когда смогу договорить фразу, начатую в тот день, почти двадцать лет назад. Долго, очень долго я пытался выбросить ее из головы, но не тут-то было. Но больше я жить с нею не в силах.
Он отставил чашку, закурил и устремил неподвижный взгляд в потолок. Потом повернулся ко мне и сказал:
— Фраза очень простая. Я люблю тебя.
......Порою нас охватывает печаль, и справиться с ней мы не можем. Мы сознаем, что волшебное мгновенье этого дня минуло, а мы не воспользовались им. И тогда жизнь прячет от нас свою магию, свое искусство.
Надо прислушаться к голосу ребенка, которым ты был когда-то и который еще существует где-то внутри тебя. Ему дано постижение этих волшебных мгновений. Да, мы можем унять его плач, но заглушить его голос — нет.
...Этот ребенок продолжает присутствовать. Блаженны несмысленыши, ибо их есть Царствие Небесное.
...И если мы не сумеем родиться заново, если не сможем взглянуть на жизнь, как глядели когда-то — с детской невинностью и воодушевлением, — то и смысла в нашем существовании не будет.
...Есть много способов совершить самоубийство. Те, кто пытаются убить плоть, нарушают закон, Дарованный Богом. Но и те, которые покушаются на убийство души, также преступают Его закон — хотя глазам человеческим их преступление не столь заметно.
...Прислушаемся к тому, что говорит нам ребенок, которого храним мы в своей груди. Не будем стыдиться, не станем стесняться его. Не допустим, он испугался — ибо он один, и голос его почти никогда не слышен.
...Позволим ему — пусть хоть ненадолго — взять бразды нашего бытия. Этому ребенку ведомо, что один день отличен от другого.
...Сделаем так, чтобы он вновь почувствовал себя любимым. Порадуем его — даже если для этого придется поступать вопреки тому, что вошло в привычку, даже если на посторонний взгляд это будет выглядеть по-дурацки.
...Вспомним, что мудрость человеческая есть безумие перед Господом. Если мы прислушаемся к ребенку, живущему у нас в душе, глаза наши вновь обретут блеск. Если мы не утеряем связи с этим ребенком, не порвется и наша связь с жизнью.
Краски вокруг меня стали ярче; голос звучал громче, и громче звенело о стол донышко бокала.
Прямо после лекции целая компания — человек десять — отправилась ужинать. Все говорили одновременно, а я улыбалась — улыбалась потому, что этот вечер был совсем особенный. Впервые за многие годы все шло и получалось само собой, непреднамеренно и безотчетно.
Какое счастье!
Когда я решила ехать в Мадрид, все мои чувства, все поступки были под контролем. И вот — все изменилось. И вот — я здесь, в Бильбао, где никогда не бывала прежде, хоть он и находится в трех часах езды от моего родного городка. Я знаю только одного человека из тех, кто сидит со мной за столом, но все обращаются ко мне так, словно знакомы сто лет. Я сама себе удивляюсь — потому что способна разговаривать, пить и веселиться не хуже, чем они.
Я оказалась здесь потому, что жизнь — внезапно — вручила меня Жизни, Я не чувствую ни страха, ни вины, ни стыда. Едва лишь оказавшись рядом с ним и услышав его голос, я убедилась в его правоте — есть мгновения, когда просто необходимо идти на риск, совершать безумные поступки.
«Сколько дней я провела впустую, корпя над книгами и тетрадками, совершая сверхчеловеческие усилия для того, чтобы купить свое собственное рабство, — подумала я. — Зачем я лезла вон из кожи, добиваясь этой работы? Что она прибавит мне как человеку, как женщине?»
Ничего. И неужели я родилась лишь затем, чтобы провести остаток жизни за канцелярским столом, помогая судьям вести процессы?
Должно быть, подобные мысли появляются, когда слишком много выпьешь. Ведь не сегодня придумано: «Кто не работает, тот не ест».
Это сон. И сейчас он кончится.
Но почему же он все длится? И впервые я подумала о том, что стоило бы уехать с ним в горы. В конце концов, начинаются каникулы — впереди целая неделя.
— Ты кто ему? — спросила меня красивая женщина за нашим столом.
— Мы дружили с ним в детстве, — отвечала я.
— Он и в детстве умел это?
— Что «это»?
Застольная беседа становилась все менее оживленной.
— Сама знаешь, — сказала она. — Творить чудеса.
— Он уже тогда умел хорошо говорить, — ответила я, сама толком не понимая, что говорю.
Все за столом рассмеялись — и он вместе со всеми, а я так и не поняла, что же их так развеселило. Но от выпитого вина я почувствовала себя свободней и не нуждалась в том, чтобы контролировать происходящее.
Я осмотрелась по сторонам, отпустила реплику по какому-то поводу, о котором через минуту забыла. И снова стала думать о каникулах.
Мне было хорошо сидеть здесь, мне было интересно. Мои новые знакомые вперемежку с обсуждением Серьезных проблем перешучивались и острили, и мне казалось, будто все, что творится в мире, прямо касается меня. По крайней мере хоть на один вечер жизнь представала передо мной не на экране телевизора, не на газетных страницах.
Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.
- Предыдущая
- 6 / 6